Бежавшая из Латвии: нет ни жизни, ни перспектив. Латвия — подстилка ЕС

Top-bit

О том, что такое успешная эмиграция, как «советскому человеку» интегрироваться в немецкое общество, в чем сложности жизни в Австралии и какой вклад в развитие современной Латвии могут внести люди, которые ранее уехали из страны, рассказала Юлия, которая в конце 1990-х познакомилась в Риге с молодым человеком из Германии. В 2001 году переехала вместе с ним в Берлин. Получив в Латвии экономическое образование, она в итоге стала терапевтом альтернативной медицины.



Я всегда хотела уехать из Латвии, но не знала, куда. Мое представление о мире в 1990-х было совсем «никаким». Хотелось в большой город. Когда была ребенком, думала, что уеду в Нью-Йорк или в Москву.

Я родилась в Латвии, хотя моя мама из Украины, а папа — из Грузии. В Латвии и во всем Советском Союзе я была чужой, даже в русскоговорящей среде никогда особо не чувствовала себя русской, хотя в детстве и хотелось.

Я немного неформальный и очень любопытный человек. Мне интересно и нужно все большое, нужно, чтобы много всего происходило. В Латвии мне не нравились привычность и провинциальность, там не хватало свободы самовыражения.

Помню, заходишь в Латвии в магазин, и тебя неуважительно так осмотрят от макушки до ног. Такое было везде, и это — не мое. На Западе чувствуется уважительное отношение к личности, и неважно, что на тебе надето и чем ты пахнешь. Мне нужно было место без сильных традиционных устоев, где все разные и всем хорошо. И таким местом стал Берлин.

Что я ощущала в Берлине начала 2000-х? Между тогдашней Латвией и Берлином была только социально-политическая разница. В остальном — будто дома находишься. В Риге 300 лет были немцы; это очень чувствовалось архитектурно, и сами латыши довольно близки немцам по своему менталитету. То есть из Европы я переехала в Европу.

Но разница все-таки была. Первый культурный шок я испытала, когда мы приехали в Берлин с моим тогдашним партнером. Мы гуляли по Зоо (район Зоологического сада в Берлине), где было много джанки (сленговое «наркоман»).

Я увидела, как один молодой человек, явно наркотически зависимый, очень неухоженный, находился в опасном месте — около рельсов на станции. К нему подошли трое полицейских в форме и очень вежливо уговорили его покинуть то место, и они потратили на это столько времени, сколько было необходимо.

Что бы случилось в Латвии? У нас бы пришли, заломили этому человеку руки и выпихнули его оттуда насильно. Сейчас, возможно, все изменилось. Но в том социуме, в котором я выросла, было бы именно так.

Поражало, что в центре города можно было уловить запах марихуаны. В Берлине лояльные к ее употреблению законы, преследуются только продажа и хранение большого количества наркотических средств. Поэтому люди публично употребляют такие вещества, и поскольку это личное дело каждого, их никто не трогает.

Я очень хотела попробовать западный образ жизни. Поэтому в Берлине у меня сложился немецкий круг друзей, которого я старалась держаться. Если бы после переезда я общалась только с русскоязычными, интегрироваться у меня, наверное, не получилось бы.

Вначале я немного читала газету «Русский Берлин», но очень быстро перестала. Там писали примерно следующее: «Мы приехали и привезли с собой наши куличи и нашу культуру». Я же переехала не для того, чтобы привезти с собой вагон своего «хлама». Мне было интересно научиться чему-то новому.

Мы переехали в Австралию, в город Аделаида, восемь месяцев назад. Переезд был очень тяжелым решением. Я до сих пор чувствую себя немкой, и еще немало времени пройдет до моей окончательной адаптации.

Что заставило нас переехать? Некоторые изменения в самом Берлине. Город стал очень тесным, а улицы сделались грязнее. Мы уперлись в тупик, когда стало экономически тяжело развиваться. Наша семья выросла, и мы поняли, что не сможем позволить себе большую площадь. В Берлине мы были одни: моя семья в Латвии, моего партнера — в Австралии. И еще мой партнер, как мне кажется, так и не смог интегрироваться в немецкую среду. Мужчинам это дается немного тяжелее.

Уезжают ли люди из Берлина? Да. В этом городе происходят те же процессы, которые уже давно начались в Лондоне. Например, чтобы выжить в Лондоне, наши знакомые австралийцы живут двумя семьями с детьми в одной квартире. Одна семья занимает одну комнату, вторая — другую.

Еще одна проблема Берлина — низкий уровень зарплат по сравнению с другими частями Германии. Это было для меня проблемой: тяжело найти клиентов. Во время акций люди толпами шли, а во время обычных цен — затишье. У людей просто нет денег.

Переезд из Риги в Берлин сильно отличается от переезда из Берлина в Аделаиду. Из Риги я уезжала налегке, а в Германии мне пришлось многое оставить. Это было нелегко. За годы жизни у меня появились там очень близкие друзья. Они как вторая семья: люди, которым всегда можно довериться.

Пришлось оставить или продать некоторые вещи. Например, я была в слезах, когда продала свои «вертушки» (пульт диджея). Хотя я и не особо использовала их в последние годы, но это было частью моей жизни, моей страстью.

Чем отличается жизнь в Австралии от жизни в Германии? Здесь мы снимаем дом за городом. Когда выбирали район, я смотрела, чтобы в нем были велосипедная дорожка и автобусная остановка. Дело в том, что у меня нет водительских прав. Они мне никогда не были нужны в Берлине, где очень хорошая инфраструктура, а машина — это головная боль.

Мы сняли дом, и оказалось, что я не могу отсюда выехать. Автобусы ездят один раз утром и один раз вечером, а по выходным их нет, то есть без машины совсем никуда. Австралия — страна машин, а не пешеходов и велосипедистов. Я этого не ожидала.

А еще здесь все довольно дорого. В Южной Австралии — самое дорогое электричество в мире. Это очень ощутимо в быту: нужно знать, как разумно использовать электроприборы. За 3 месяца запросто можно отдать 500 долларов только за электроэнергию.

В Австралии медленный Интернет. В Латвии он один из самых быстрых в мире, а здесь — где-то на сотом месте. Тут не бывает холодов в нашем понимании. Местный «холод» для нас смешон: восемь градусов, иногда два градуса тепла ночью. Но австралийские дома совершенно не приспособлены к таким температурам: центрального отопления нет и окна тонкие-тонкие, а не двойные, как в Европе. Зимой в домах по-настоящему холодно, поэтому нужно думать, как топить дом, чтобы не замерзнуть.

В Австралии люди очень позитивные и доброжелательные. Это приятно. Но нужно уметь поддерживать small talk (с английского «короткая беседа на отвлеченные темы»), а это мое слабое место.

Мы — люди из бывшего Советского Союза — очень глубокие. И если говорим с кем-то, то это всегда очень серьезно, а здесь не надо ни на кого набрасываться с мировыми проблемами: никто не хочет об этом говорить, все хотят расслабляться. Поэтому надо уметь беседовать о погоде.

Австралия — это фактически часть Англии, что меня, кстати, очень раздражает. Я приехала в Австралию, а не в Англию, и мне совершенно не интересует английская принцесса и тому подобное. А здесь очень сильно присутствие некого империализма.

Еще в Австралии ужасно долгая бюрократическая волокита на фоне австралийского менталитета «мы-работаем-и-работаем-очень-тяжело».

Я двенадцать лет живу со своим партнером, я мать двоих детей — австралийских граждан. При этом мне пришлось пройти через весь процесс получения австралийской визы и заплатить восемь тысяч долларов. И я пока не могу работать, потому что ребенок маленький, а детские сады — очень дорогие.

Государство немного помогает, но в течение следующих двух лет я не имею права получать эти деньги. Совершенный нонсенс, потому что они все равно к нам попадут через моего партнера.

В Германии все иначе. Если у тебя есть дети или ты мало зарабатываешь (как многие в Германии сейчас), тебя поддерживает государство.

Что меня сегодня связывает с Латвией? Я родилась и выросла там, латвийские земля и общество меня сформировали. Когда я жила в Германии, я приезжала в Латвию каждый год, у меня там родственники и очень близкие друзья.

После того, как я пожила в Германии и увидела другие страны, мне стало понятно, что даже в Советском Союзе мы были западной республикой. У нас были хорошее качество жизни, не очень высокая плотность населения, обалденная экология.

Если бы Латвия не прогнулась под Европейский союз, сейчас уровень жизни в стране был бы выше, а перспектив — больше. Пока что от участия Латвии в союзе выигрывает только ЕС.

Моя дипломная работа была посвящена перспективам латвийской экономики в ЕС. Все было очень позитивно, просто я не учла уровень коррупции и желание современных политиков урвать побольше.

Что значит Латвия для моих детей? Я считаю, что пока — абсолютно ничего. Моя дочка еще очень маленькая. Сын был в Латвии несколько раз; для него это бабушка и Юрмала, место, откуда родом его мама. Думаю, в подростковом возрасте они заинтересуются этим немножко больше.

Как бы я хотела, чтобы они воспринимали Латвию? Мой бывший партнер когда-то сказал, что Рига по своему духу западнее, чем многие немецкие города. Он совершенно прав: там развитые культура и субкультура, очень вкусная еда, много искусства… Думаю, что на определенном этапе я все это расскажу и покажу своим детям.

Иногда мы с партнером в шутку говорим о переезде в Латвию. Сейчас сложное время: геополитическая, климатическая ситуации… Мы не знаем, что произойдет через 20–25 лет; не исключено, что в Южной Австралии станет невозможно жить. Тогда можно будет вернуться в среднеевропейскую полосу. Совершенно нереально сейчас строить долгосрочные планы.

В последние годы находиться в Латвии было приятно. Все очень медленно, но развивается. Минус в том, что большая часть населения, в основном молодежь, уехала из страны. Это чувствуется: едешь в транспорте, а там одни бабушки сидят.

Понимаю ли я людей, которые уезжают из Латвии? Да, конечно. После присоединения к ЕС там не очень позитивная экономическая ситуация. Но у меня есть надежда, что все может перемениться, в том числе за счет людей, которые уехали.

Латвийцы в том же Лондоне могут однажды сказать: «Здесь искать больше нечего». Они наберутся идей и привезут их в Латвию. Все будет зависеть от того, даст ли правительство Латвии малому бизнесу развиться. Может быть, к власти придет более умный человек или партия. И национальное давление на людей, конечно, тоже должно прекратиться, потому что от этого никто не выигрывает.

Leave a Reply